Яркое, необычайно теплое для этого сентябрьского дня солнце золотило крыши Ватикана. По длинному коридору, украшенному колоннадой и затейливой мозаикой, шли, неспешно беседуя, три человека. В первом, высоком и статном мужчине средних лет, в темно-коричневом с золотым шитьем камзоле и длинном плаще, без труда можно было узнать известного художника Перуджино по прозвищу Патриарх. Второй мужчина, чуть моложе, невысокий и коренастый, выглядел очень важно в своем синем с серебром щеголеватом камзоле, однако в его небольших серых глазах таился озорной огонек, а сжатые губы вот-вот готовы были улыбнуться. Это был художник Лука Синьорелли. Третий, тот, что сейчас заканчивал речь, - Леонардо да Винчи - был немолодым человеком с удивительно красивым спокойным лицом и густой бородой. Его одежда поражала изяществом и изысканной простотой, а черный бархатный берет с серебряной пряжкой и длинный малиновый плащ выдавали флорентийца. Художники, не прерывая беседы, остановились у дверей комнаты Перуджино.
......Жеана растолкал Сандро. «Да что случилось такое? Учитель вернулся? Или Джакомо с Пьеро опять что-то учудили? О, Мадонна, голова какая тяжелая…жара во всем виновата. Поспать бы еще немного….» - лениво думал Жеан. Но тут Сандро, словно уловив его мысли, сделал жутко торжественное лицо и воскликнул:
- О, друг мой! Не время сейчас спать, ведь там пришел Маэстро, а с ним пришли его друзья-художники – мессер Лука Синьорелли и мессер Леонардо да Винчи!
- Что?! – Жеан подскочил, словно пчелой ужаленный. Мысли в голове юноши прыгали и путались. «Вот это да! Увидеть в Риме двух таких знаменитых художников!»
Только сейчас Жеан заметил, как оживленно в комнате. Все ученики громко переговаривались, спорили. Иногда долетали обрывки фраз:
-……слышал, как они говорили?! Сочетание цветов, игра светотени, тончайшая «ка-н-ма-си-зи-я»…. настоящие мудрецы!
- Композиция, а не кон-под…. сиц… тьфу! Дурья твоя голова! И чем ты только слушал, когда Маэстро объяснял нам законы живописи?!
- Да тише же вы! Слышите, они говорят о чем-то! – В комнате воцарилась тишина, через минуту снова сменившаяся гомоном:
- Чем тут сидеть, лучше сами все увидим! Пошли! – Кучка учеников, толкаясь и едва не сбивая друг друга с ног, кинулась к выходу из комнаты. Кто-то, то ли Джакомо, то ли Жеан, - первым распахнул двери…. запнулся о дверной порог….. и взору друзей художников предстала куча вопящих и переругивающихся юношей. Куча напоминала осьминога с шевелящимися щупальцами –руками-и-ногами и головой-Больтрафио. Он, самый тяжелый и сильный, оказался сверху. Эузебио, худой и слабый, оказавшийся под ним, только придушенно пискнул. Жеану сил не хватило даже на писк – он оказался в самом низу. На свою беду дверь первым распахнул именно он.
- О, Святая Мария! Это что за ватага разбойников?! – расхохотались Синьорелли и да Винчи, когда первое мгновение изумления прошло. Перуджино поморщился, пытаясь согнать с лица улыбку:
- Простите друзья за эту сцену. Эти разбойники – мои не в меру любопытные ученики. Поднимайтесь, остолопы, да приведите себя в порядок.
Ученики поочередно поднимались, смущенно посмеиваясь и разглаживая одежду. Последним встал порядком помятый Жеан.
- Да, друг Пьетро, помню твою ватагу. Все здесь, все здоровы. И Марко здесь, и Больтрафио, и Джакомо…и Джованни. Не надумал еще вернуться во Францию, не скучаешь по Родине? – Обратился к Жеану Леонардо.
- Нет, мессер Леонардо, – смутился юноша. – Теперь Италия и Флоренция – моя Родина. Я думаю позже обосноваться здесь, в Риме, или во Флоренции и открыть свою мастерскую.
- Ну, с твои талантом и трудолюбием, я думаю, ты без работы не останешься! – улыбнулся Синьорелли уже красному от смущения Жеану. – А теперь, друзья мои, я вот что вам скажу….
Художники и ученики еще долго о чем-то рассуждали, смеялись и спорили. Потом Синьорелли и да Винчи попрощались и отправились дальше, а Перуджино с учениками пошли в Сикстинскую капеллу. День прошел незаметно, все были заняты работой, подготовкой материалов, инструментов и эскизов, установкой лесов и переругиванием с Микеланджело, который тоже работал в капелле и рядом с собой видеть никого не желал. Так и пролетело время.
Перуджино и Жеан шли по коридору в направлении гостевых покоев. Уже было довольно поздно, давным-давно стемнело. На Вечный город Рим опустилась ночь. Жеана так и подмывало спросить Перуджино о дневном приеме, но он все не решался. Наконец, не выдержал:
- Маэстро, вы обещали рассказать нам о приеме у Его Святейшества Папы Юлия II, но за дневными заботами как-то позабылось….
- Да, да, помню, обещал. И сейчас выполню свое обещание. Но где же остальные? Разбежались куда-то, чертенята. Ладно, расскажу сейчас тебе, а ты потом передашь остальным. – Жеан затаил дыхание. Через полчаса он уже знал все о молодом Санти, хитром архитекторе Браманте и возмутительном поведении художника Буонаротти.
- Нет, это уже переходит всякие границы! – тихо кипятился Перуджино. – Вести себя так, в присутствии кардиналов и самого Папы?! Так дерзко и нагло требовать от него денег! Да в уме ли этот художник?!
- Подождите, Маэстро! А как же сам Папа? Какой он?
- Хм….- художник помедлил, собираясь с мыслями. – Он….. он необычный. И величественный. Он не похож на благообразного, изнеженного Сикста или хитрого и порочного Александра. В этом Папе чувствуется твердая воля и могучий дух воина, он порывист и резок, он не терпит неповиновения, но при этом он хороший дипломат, если это требуется.... и помяни мое слово, Юлий II оставит большой след в истории. Новатор, тот, про кого друг Леонардо мог бы сказать, что такой человек шагает «впереди веков».
«Впереди веков… - задумался Жеан, - Папа-воин…как это необычно для Италии последних лет. Как знать, быть может, он сможет принести в страну мир и порядок. Величественный…хотелось бы мне встретиться с ним», – заключил юноша и понял, что они уже подошли к дверям гостевых комнат.
- Ох! Я оставил ящик с инструментами в капелле. Жеан, дружище, сходи за ним.
- Конечно, Маэстро! – Жеан развернулся и быстро пошел обратно. Пройдя шагов 50, он вдруг понял, что забыл светильник, что совершенно не помнит дороги, и что недурно было бы спросить у мессера Пьетро, где он точно оставил ящик. Но возвращаться было уже поздно. Жеан вздохнул: - «Ну не дурак ли я?» - и ускорил шаг.
Сначала идти было легко. Коридор был длинным, и через просветы между колоннами проникал лунный свет. Но потом коридор закончился, и Жеан шагал почти в полной темноте и тишине. В залах было абсолютно пусто, даже дневная стража куда-то делась. «А вот это уже довольно подозрительно…куда ушла стража? Зачем? Что-то случилось? Или это был чей-то специальный приказ? Но чей тогда? Сколько вопросов, да и какая мне разница?" – одернул себя Жеан. Память вновь вернулась к прожитому дню. «Рим – удивительный город, сплошные контрасты…Красота и уродство, богатство и нищета…. В узких улочках этого города чувствуется биение жизни. И теперь я в Риме….» Мог ли 14 лет назад маленький мальчик, растерянно стоящий в порту и ожидавший корабль, который навсегда увезет его в Италию, знать, что его ждет такая судьба? Жеан не скучал по Франции и не собирался возвращаться. Кто его там ждет? Мать умерла при родах, отец был вечно занят торговлей, а бабушка, единственный близкий юноше человек, уже давно, наверное, на небесах. А здесь, в солнечной Италии он встретил друзей и Маэстро Пьетро, которые стали ему семьей. Здесь он впервые познал радость и разочарование любви. И здесь исполнится его мечта, здесь Жеан станет самостоятельным художником. «Да, теперь Италия – мой дом и моя Родина. Надеюсь, станет моим домом и Вечный город». Занятый этими мыслями, молодой человек не заметил, как оказался на распутье. Перед ним было три выхода, каждый вел в отдельную залу. «Какой же мне нужен? Неужели опять заблудился?» - Жеан был внешне спокоен, но внутренне уже находился на грани паники. – «Хорошо, пойду прямо, вроде мы именно так шли днем….»
Через 15 минут юноша понял, что не ошибся. Он стоял у входа в Сикстинскую капеллу. «Все верно. Вот наши леса и материалы, вот закуток Буонаротти….но где же этот ящик с инструментами…..ничего не вижу, и ни одного источника света!» Жеан осторожно двинулся вперед, стараясь держаться правой стороны – там стояли строительные леса. Дойдя до лесов, он стал наощупь обшаривать нижние ярусы, и вскоре рука наткнулась на отполированное дерево. «Вот он!» - уже готов был воскликнуть Жеан, но радостный крик застрял в горле. Из дальнего конца залы, того, где был закуток Микеланджело, доносился мужской голос. «Кто это? Здесь, в такой час? Может быть, Буонаротти что-то забыл и вернулся? Или работает ночью? Нет, стоп. Не может быть… Учитель сказал, что голос Микеланджело резкий, хриплый и грубый, а этот совсем другой….глубокий, властный и как-то странно…нежный?» Жеан вздрогнул. Теперь мужскому голосу вторил звонкий девичий…. «Женщина? ЗДЕСЬ, в Ватикаке?! Но кто…как?» Юноша быстрее схватил ящик и собирался покинуть поскорее залу…но споткнулся о доску, лежащую на полу, и задел ворох жердей, прислоненных к нижнему ярусу. Жерди упали на пол, издав оглушительный грохот. Голоса в конце залы резко смолкли….
Отредактировано Jean Phurbu (2010-08-19 12:03:07)